Олег Дорогань о творчестве Марии Парамоновой

«Галактика – от слова молоко»

Мария Парамонова – молодая, но зрелая талантливая поэтесса, обогащённая лучшими традициями русского классического стихосложения. Она ищет и нащупывает духовные связи с давно ушедшими мастерами и своими современниками, исповедующими классический образ стиха. Очевидно её предпочтение поэтике Анны Ахматовой. Только Мария старается, чтобы её стихи не росли из «сора», что позволяла себе знаменитая поэтесса. Стихи Марии восходят из светлых зёрен. По ним можно проследить, как грезившая о счастье девушка становится хранительницей очага и матерью.

Характерно название первой книги поэтессы «Галерея грёз», вышедшей в 2007 году, в Твери. Мария вчувствовалась не только в зримые образы видений, но и в обертоны их звуковой окраски. С этого и начинается настоящий поэт, а не пустой мечтатель. Она быстро обрела два крыла – как носителей иррационального и материального. Её лирический цикл о Париже, исполненный в духе путевой русской лирики XIX века, поражает точностью предметных описаний и тонкостью лиризма, овеивающего романтической дымкой французскую столицу. Это – город-фантазия, город-феерия, «город-грёза», даже город-фантасмагория, исполненный такой ирреальной реальности, что это не может не поразить. Наверное, и самим французам – из тех, кому их город мог примелькаться, такие стихи открыли бы их город заново.

Мария очарована Парижем, и старается при этом преградить все пути к разочарованию, а он то здесь, то там отбрасывает отражённый свет.

Ловлю, ищу глазами свет,

Хочу поверить – он реален,

Но здесь он лишь мемориален –

Он льётся из ушедших лет.

 

И всё же Париж, какие бы отсветы ни ложились на него, для неё прежде всего «город-свет». Тьмы, так органично отвечающей парижским тайнам, она старается не замечать, вернее, в ней тоже находить свой свет.

Но цвета розового нет,

И будто вовсе нереально,

Что чёрно-белый и печальный

Откроет тайну город-свет.

Да, и в этой замечательной, исторически значительной столице есть «тоска и грязь по всей округе», как и во времена Поля Верлена. Поэтесса умело использует реминисценцию, связанную с его лирикой, и там, где он бывал, не устаёт «брести за призраком Верлена».

Однако для поэтессы Париж важен прежде всего как город искусств – архитектуры и зодчества, поэтов и художников, известный тем, что здесь есть Монмартр, Эйфелева башня, Лувр, Нотр-Дам, Монпарнас, Ля Дефанс, Елисейские поля, Русский Париж. Обо всём этом и пишет поэтесса, охватывая своим взглядом и облекая своими тонами и полутонами.

Взгляд русской провинциальной поэтессы на Париж так свеж и проницателен, что её стихи становятся ценным приобретением для чужого и неожиданно ставшего своим для неё города.

Купить вино у Николя,

Услышать тонкий хруст багета.

Так вот какой он – город света!

Он светится внутри меня!

Видеть свет и сеять его самой – видно по всему: это её кредо. Личности Марии Парамоновой многое передалось от древней Весты, – словно сама богиня говорит её стихом: «Галактика – от слова молоко».

Нахождение своего точечного места во Вселенной – мотив лирического самовыражения всякого большого поэта-художника, поэта-философа. Всецело он овладевает и Марией. Целомудренное отношение ко всему – доминантная черта её творчества.

Не случайно в стихах о материнстве центральным образом становится Млечный путь – образ всей нашей галактики.

 

Галактика – от слова молоко,

В ней капельки божественного света.

В бескрайности Вселенной так легко

Найти вопрос и не найти ответа.

В Млечной галактике есть и чёрная дыра, но поэтесса о ней как будто не знает. Для неё материнство предполагает всё, что несёт жизнь, и отвергает всё, что приносит смерть. Оно никогда не отречётся от первого, но сразу отрешается от последнего.

И взгляд на материнство у Марии сугубо христианский – каждое мгновение, каждую деталь, связанную с её малышом, она принимает как дар, ниспосланный свыше. Радоваться каждому мгновению, не унывать, когда исчезает счастливое состояние минуты, – это православная черта мироощущения. Благодаря такой черте у неё в стихотворении «Песочные часы» много раз использованный образ обретает неожиданную новизну и глубину с философским контекстом:

Гляжу, как мой малыш пересыпает

Песчинок жёлтых медленные струи

Совочком синим в кузов самосвала…

Бесценные песочные часы!

Постепенно от невольных умилений при виде всего, что связано с её малышом, поэтесса приходит к осмыслению и самой сути материнства, и сути детского бытования с самого младенчества. И появляются необыкновенно глубокие и целостные по содержанию стихи:

Кто говорит на древнем языке,

На том, что был до Вавилонской башни,

Накоротке с грядущим и вчерашним,

С живым и неживым накоротке?

 

Новорождённый крохотный малыш,

Пришедший из неведомого рая,

Поёт о нём, язык единый зная,

Но слышится нам детский лепет лишь.

 

Здесь важно увидеть то, как Мария от лёгкого лирического очерчивания внешнего мира отходит в область внутренних переживаний, от диалога с миром – во внутренний монологизм, когда с ребёнком она разговаривает на его праязыке. И Млечный путь она воспринимает уже не только вне, но и внутри себя, обнаруживает себя как вселенскую проекцию. Кормление молоком становится не обыденным делом, а животворящим сакральным актом, когда не только «струится нежность из груди душистым тёплым молоком», но и «каждый атом мой как Млечный путь сияет этим счастием великим!».

Мать–поэтесса прозревает, чувствуя, как «с небес нисходит благодать», питающая «Землю молоком Вселенной».

Теперь от интенсивного использования атрибутики европейского культурно-исторического антуража поэтесса стала воздерживаться, теперь она явно тяготеет к первозданности чувства, которому созвучнее всего православное состояние души. И материнство, в этом ключе, возвращает её к основному эмоционально-психологическому сердцевинному центру её личности – женщины-матери и, в то же время, дважды творцу, рождающему художественное слово и живую плоть.

Возможно, Мария Парамонова снова приедет в Париж, или в Рим, но я больше чем уверен: на них она посмотрит по-другому, ещё более осмысленно и одухотворённо, и эти столицы мира станут не только частью её лирического образа, но теперь уже и частью её творческой судьбы.

И всё же, мне думается, при всех поворотах судьбы главной темой для Марии Парамоновой и её лирической героини неизменно останется Родина (от слова «род», «родить») – её Россия. Ведь она, видно по всему, внутри её самой, в её русскости, в её чуткости к традиции, в её маленьком продолжателе, которого зовут Иван. Пожелаем молодому автору и сейчас, и в дальнейшем счастливого творческого полёта, полёта–бытия, полёта–восхождения!

Олег ДОРОГАНЬ